Минфин против Сечина. Чего ждать от попытки правительства отнять у нефтяников ₽200 млрд — igryzone.ru
Главный исполнительный директор «Роснефти» Игорь СечинТАСС/ПМЭФ
Сегодня «Коммерсантъ» сообщил об инициативах Минфина РФ, связанных с ужесточением налогообложения в нефтедобывающей отрасли. Помимо изменения правил сбора налога на дополнительный доход (НДД) министерство собирается изъять у нефтяников около 200 млрд рублей. Главными «жертвами» этой атаки называют «Роснефть», «Газпром нефть», а также «Сургутнефтегаз». К чему может привести намечающаяся война между правительством и нефтедобывающими гигантами, мы спросили у Григория Баженова, экономиста, руководителя аналитического центра Независимого топливного союза, автора научно-популярного канала об экономике на Youtube Furydrops.
— В чем суть НДД? Можно ли рассматривать законопроект Минфина как усиление налоговой нагрузки на нефтяные компании?
Григорий БаженовFacebook
— Реформа налога для нефтяных компаний предполагала частичную замену НДПИ новым налогом на дополнительный доход. Ставка НДД составляет 50%, а взимают его с дохода от добытой нефти за вычетом расчетной экспортной пошлины и расходов на транспортировку, а также фактических капитальных и операционных расходов, связанных с разработкой участка недр. Это принципиальное отличие от НДПИ. Новый налог взимается с финансового результата, а не с выручки, и предполагает выплату в бюджет только в том случае, если разработка месторождения оказалась прибыльной.
НДД учитывает изменение условий добычи в процессе работы с месторождением. Если в процессе эксплуатации месторождения снижается его доходность, падает и размер налога. Кроме того, НДД подталкивает к освоению новых месторождений: налог не взимается вплоть до полной окупаемости понесенных затрат, а последующее налогообложение соответствует доходности. На высокодоходных проектах применение НДД приводит к увеличению налогового сбора. То есть это такой прогрессивный налог на доходность месторождения, в рамках которого, с одной стороны, создаются условия для реализации высокозатратных проектов, а с другой — компенсируются доходы бюджета с высокомаржинальных месторождений. Еще один важный момент — переход на НДД сейчас проходит обкатку. Выделено несколько групп пилотов — традиционные и новые месторождения Западной Сибири, а также месторождения новых регионов нефтедобычи (Восточная Сибирь, НАО, север ЯНАО, Каспий). В зависимости от типа и места месторождения переход на НДД является добровольным или обязательным.
В общем, по сути, изменение ранее утвержденных параметров бьет по тем компаниям, которые либо добровольно перешли на НДД, либо тем, кто должен был перейти (с учетом всех прописанных в законе условий).
Новая редакция законопроекта, предложенная Минфином, улучшает положение только одного субъекта экономических отношений в России — бюджета РФ. Минфин трактует ситуацию исходя из того, что были «недополученные» бюджетом деньги, которые надо вернуть. Положение налогоплательщиков при этом ухудшится. При этом нет никаких оснований полагать, что объем добытой нефти был бы таким же в 2019 году, если бы не был введен НДД. Поэтому не совсем понятно, почему в расчетах у Минфина умножаются те же объемы добычи на прежние налоговые ставки. Очень странный подход.
— Подкосит новое бремя отрасль или этот груз ей в принципе по силам?
— Не подкосит, но существенным образом скорректирует траекторию долгосрочного развития отрасли. Проблема в том, что Минфин не привык исходить из условия ограниченности ресурсов, но привык — из приоритета бюджетных доходов над экономическим ростом: всегда можно найти дополнительный источник, компании скорректируют свои планы, а бюджету деньги нужнее. При этом замминистра финансов Алексей Сазанов и вовсе прибегает к прямым манипуляциям: «Условно можно сказать, что у каждого гражданина России забрали по 1 400 рублей. Потому что эти деньги не получил бюджет, из которого финансируются все расходы государства. При этом куда они пошли — непонятно». Я бы сказал так: еще более непонятно, куда бы пошли эти деньги, поступив в бюджет. Эффективность расходов — важная проблема государственных нефтяных компаний, но к бюджету это относится если не в большей, то, по крайней мере, в той же степени.
При этом проблема разработки трудноизвлекаемых запасов — важная. Дешевая нефть кончается, разрабатывать новые участки нужно. Но в нашей стране и в ее экономике слишком часто приоритет смещен в пользу текущих тактических задач. Постоянные изменения налогового законодательства и правило «бюджет прежде всего» не создают предпосылок для роста инвестиций. Есть и другая общеэкономическая проблема: чем больше налогов накладывается на нефтянку с целью свести бюджет и выйти в профицит, тем сильнее экономика России становится зависимой от нефти. К сожалению, тенденция такая: снизить зависимость от колебаний мирового рынка, но при этом повысить налоги на внутренний рынок нефти и нефтепродуктов, не диверсифицируя налоговые доходы. Мне бы не хотелось, чтобы создавалось впечатление, дескать, нефтяники бедные. Это не так. Но особого развития отрасли с таким подходом ждать не стоит. Более того, подобный подход в первую очередь бьет по частному бизнесу и цементирует сектор.
— Грозит ли принятие закона увеличением цены на бензин?
— Нет, не грозит. Нефтепереработка и розница не функционируют по рыночным лекалам. В этих сегментах отрасли все зарегулировано так, что свободы экономической деятельности почти не осталось. Просто теперь маржинальность начнет и из добычи исчезать. Зато все в «равных» условиях.
Сегодня мы имеем самые что ни на есть регуляторные тиски: розница ограничена заморозкой, а нефтепереработка страдает от чрезмерного налогового бремени.
В итоге маржинальность звеньев от переработки к рознице превратилась в своего рода ограниченный ресурс, который распределяют непосредственно из центра: сегодня «за столом посидят» АЗС, завтра— НПЗ, но так, чтобы все вместе, — увольте.
На прошедшем в апреле 2019 года Национальном нефтегазовом форуме Алексей Сазанов, еще не будучи замминистра, отметил, что, оказывается, Минфин, ратующий за возвращение выпадающих доходов бюджета при его профиците в условиях кризиса в отрасли, выступает с позиций потребителей. Повышаем акцизы, повышаем НДПИ, повышаем НДС, потом субсидируем нефтяные компании. И все для того, чтобы цена на стеле АЗС не росла. При этом заместитель руководителя ФАС Анатолий Голомолзин (уволился с должности 27 июля. — прим. ред.) на этом же форуме признал, что цены с 2012 года выросли в 1,5 раза, а налоги в два раза, отметив, что именно налоговая нагрузка выступает ключевым драйвером цен на российском топливном рынке.
Конфликт с Саудовской Аравией грозит экономике РФ крахом. Комментарий Михаила Крутихина
— В результате действий правительства и «нефтяной войны» с Саудовской Аравией в марте–апреле нефтяники вынуждены сокращать добычу. Связаны ли нынешние инициативы Минфина с той ситуацией?
— Да, связаны. В первую очередь из-за падения доходов бюджета. Минфин ищет способ его наполнения и прибегает к прямым манипуляциям. Министерство финансов заботится только о бюджете, но за реальной экономикой наблюдает сквозь пальцы. Как некогда выразился профессор MIT Лорен Грэхем, отвечая на вопрос Германа Грефа о проблемах инновационного развития России: «Вы хотите молока без коровы». В общем, бюджет — это святое. А корову можно доить очень долго. И неважно, что она похудеет до пугающих размеров. В конце концов, есть же люди. А они — новая нефть.
Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com