Как Александр Лукашенко стал диктатором и что его ждет дальше — igryzone.ru
пресс-служба Александра Лукашенко
В Белоруссии продолжаются протесты против результатов выборов президента страны. Накануне было объявлено о победе Александра Лукашенко, но оппозиция считает результаты сфальсифицированными. По мнению участников протестов, страну по итогам голосования должна была возглавить Светлана Тихановская, которая сейчас находится в Литве. Znak.com поговорил с заслуженным учителем России, преподавателем истории московской гимназии № 1567 Тамарой Эйдельман о том, как Александр Лукашенко попал в список мировых диктаторов и что его ждет дальше.
«Лукашенко некуда отступать»
— Выборы президента Белоруссии, ночь после этих выборов наверняка войдут в историю. Как вам кажется, Александр Лукашенко сделал на своем посту достаточно, чтобы его включили в список мировых диктаторов?
— Для этого не нужна была эта ночь, после этой ночи [Александр Лукашенко] попадет в список преступников. А в [список] диктаторов он попал, когда он начал менять Конституцию, законы, подминать под себя оппозицию, когда «обнулился». Так что он давным-давно диктатор. Не сегодня он им стал и не вчера. Поэтому против него и выступает 80% населения по опросам.
— Вы имеете в виду опросы, проведенные штабом Тихановской?
— Ну да.
— Ночью после выборов в нескольких городах Белоруссии, в том числе в столице республики, происходили жесткие столкновения между протестующими и силовиками. Судя по опубликованным фотографиям, многие получили серьезные травмы, сообщалось даже об одном погибшем. Но Александр Лукашенко заявил, что «выборы прошли как праздник». Как вы можете объяснить такое поведение главы республики?
— Во-первых, невероятным цинизмом, это совершенно ясно. Когда такое происходит в твоей стране, надо быть невероятным циником, плевать своему народу в лицо, чтобы такое говорить. Дело в другом — [Лукашенко] некуда отступать. У него два пути: уйти или утопить страну в крови.
Специалисты программы OEF проанализировали множество статистических данных о диктаторах, правивших начиная с 50-х годов XX века, и выяснили, что по итогам выборов со своих постов уходят лишь 12% диктаторов. И Лукашенко явно не входит в эти 12%.
Чаще всего уходят военные — как, например, Аугусто Пиночет: ушел, оставил за собой власть. А Александру Григорьевичу куда уходить? В его совхоз? Куда деваться? Ему или в Гаагу, или он будет держаться за власть.
Только моего совета ему не хватало, конечно, но, вообще, договорился бы и выговорил себе гарантии. Но на это ему мозгов не хватает.
«Наша Нiва»
— С кем бы, как вам кажется, стоило бы договариваться Лукашенко?
— С оппозицией. Договорился бы, что уходит, но ему взамен дают гарантии неприкосновенности. И сидел бы себе, мемуары бы писал.
— С диктаторской точки зрения, Лукашенко ночью после выборов повел себя правильно? Опыт истории показывает, что те диктаторы, кто соглашался на переговоры, лишались своей власти, а то и жизни. С другой стороны, есть пример румынского лидера Николае Чаушеску, который не шел на переговоры, а в итоге после митинга, где, как ожидалось, будут его сторонники, был вынужден бежать, а потом все равно был казнен.
— Не надо было диктатором становиться, как мне представляется. Хотя мне сложно рассуждать: с позиции диктатора, единственная возможность была хоть как-то выпутаться из сложившейся ситуации — пойти на переговоры, пойти на уступки, договориться об условиях своего ухода, остаться председателем какого-нибудь совета. Тем более, есть в Белоруссии люди, которые безусловно Лукашенко все еще уважают.
Он сейчас идет ва-банк, потому что боится, как и все диктаторы. А какие варианты? Или бежать из страны, или заливать все кровью. Договариваться, наверное, уже поздновато, потому что кровь уже пролилась. Это надо было делать до выборов.
А вчера надо было хотя бы не позориться и не говорить, что у него 80%. Многие же резонно пишут: сказал бы он, что у него 55%, может, этому бы и поверили. А Лукашенко народу в морду плюет нарочно. У него, кстати, всегда такое было — показать «да плевал я на вас!», «я вам сейчас покажу!»
Хотя после Крыма (событий 2014 года, когда полуостров вошел в состав России. — Прим. ред.) казалось, что Лукашенко стал больше думать о своем имидже международном, более умеренно себя вести. Но сейчас видно, как он вцепился во власть зубами. Ни к чему хорошему такие варианты не приводят. Видали много раз. Пусть он вспомнит [Муаммара] Каддафи.
«Чем больше людей выходит, тем больше шанс, что полиция и армия перейдет на сторону выступивших»
— Протесты в Минске и протесты в Москве летом прошлого года сравнивать, конечно, некорректно, но вот реакция на них Лукашенко и Путина, на мой взгляд, схожая. И Лукашенко, и Путин, комментируя митинги, с сожалением говорят о пострадавших силовиках, но никакого сочувствия не испытывают (по крайней мере, на словах) к протестующим, получающим серьезные травмы. Как вам кажется, почему оба президента так сопереживают силовикам, игнорируя людей?
— Это же их опора! Диктаторы должны на кого-то опираться. С одной стороны, есть образ — «меня любит народ», вот Лукашенко — батька, он народный президент. Латиноамериканский политолог Гильермо О’Доннелл говорил, что все диктаторы очень любят апеллировать к народу, потому что это дает им мандат. То есть не партия, не парламент, а народ, народ любит, и поэтому все можно. Но потом это начинает шататься. И что остается? Остается сила, спецслужбы. И, конечно, диктатор должен повышать им зарплату, выдавать квартиры, как нашим омоновцам. Говорят, в Белоруссии офицерам конверты с зарплатами выдавали. Могу вполне этому поверить. Поэтому и надо сказать, какие они (силовики. — Прим. ред.) молодцы, они тоже в этом нуждаются. Не думаю, что так просто: идти и избивать людей. Силовикам тоже нужно какое-то оправдание. А вот президент похвалил — какие молодцы.
И вы знаете, я не верю, что Путин и Лукашенко по-настоящему сопереживают силовикам. Говорят о них, потому что надо высказаться. Думаю, у них нет сочувствия ни к кому, кроме самих себя. Это не диктаторская черта.
Журнал о Бресте «Бинокль»
— Примеры некоторых революций показывают, что в какой-то момент силовики переходят на сторону народа, переставая выполнять приказы диктатора. В какой момент это происходит и почему в Белоруссии силовики сейчас на стороне власти?
— Мы же видели ночью (после выборов. — Прим. ред.), что в некоторых городах омоновцы отступили. Смотрите, войска выполняют приказ, они все ходят под военным трибуналом; чтобы не выполнить приказ, нужен очень большой стимул. Стимулов может быть два. Первый — когда силовиков тоже уже все так достало, что они больше не могут (поэтому власть их и подкупает). Второй — как было в Петрограде в 1917 году. Тогда столько людей вышли на улицы! И солдаты понимали, почему люди выходят. И вот тогда весь петроградский гарнизон поддержал восставших. Все. Что бы царь ни думал по этому поводу, противостоять он уже не мог. Чем больше людей выходит, тем больше шанс, что полиция и армия перейдет на сторону выступивших.
— Лукашенко уже, правда, поспешил заявить местным СМИ, что якобы никто из ОМОНа не складывал щиты.
— Конечно, да-да!
«Если сопротивление затягивается, становится слишком долгим, оно начинает пробуксовывать»
— Как вам кажется, каковы будут следующие действия Лукашенко? Стоит ли ожидать жестких реформ, репрессий?
— Если он уже не пошел на переговоры, значит, ему остались только кровь, уголовные дела, аресты, разгон демонстраций.
— На ваш взгляд, возможен ли на постсоветском пространстве свой вариант «арабской весны»?
— «Арабская весна» все-таки очень не похожа на нас, потому что там важную роль сыграло мусульманское движение. То есть все началось как борьба за свободы, и все возликовали, а потом вдруг оказалось, что в Египте «братья-мусульмане» победили, потом в Сирии началось, потом в Ливии. И, как оказалось, либеральные силы были весьма слабы. Боюсь, что «арабская весна» в данном случае не столько про свержение диктаторов, сколько про то, как вырываются на волю самые разные силы, причем не обязательно демократические. И вот это у нас запросто может быть. Украина, кстати, показала, что свержение диктатора возможно, хоть там и не все гладко. Так что все возможно.
«Наша Нiва»
— Исходя из исторического опыта, можно ли говорить, что для свержения власти в стране, которой руководит один человек несколько десятилетий, необходим целый набор условий? Вы могли бы назвать такие условия?
— Нужен достаточно большой общественный подъем, то есть чтобы это была не группка маленькая, правозащитников или кого-то еще. Необходимо действительно большое общественное движение. Это первое. Второе — если сопротивление затягивается, становится слишком долгим, оно начинает пробуксовывать. Поэтому важно, чтобы в первые месяцы, может, год, что-то существенное произошло.
Естественно мы не говорим о переворотах, которые может совершить небольшая группа военных. Если мы говорим о реальных переменах, то это должна быть реальная активность населения, она должна быть такой, чтобы на сторону протестующих перешли силовые структуры.
«Для Лукашенко страшно быть даже не убитым, а свергнутым»
— Когда Лукашенко только приходил к власти, он говорил, что его главная цель — «отвести государство и народ от пропасти». Почему мировые лидеры, которые находятся у власти десятилетиями, чаще всего прибегают к таким абстрактным формулировкам, которые при желании можно использовать при малейшем кризисе внутри страны?
— Если бы [лидеры] говорили: «Вот у меня есть программа, в экономической сфере мы сделаем то и то, а в социальной — вот это», то это были бы другие лидеры. Во-первых, Лукашенко не способен разработать такую программу. А потом — это ведь то, с чем лидер обращался бы к разуму, то есть это был бы рациональный призыв.
Любой диктатор в большей или меньшей степени апеллирует к иррациональному, ему важно показать себя спасителем. От чего? Да, от всего, и даже от жидо-масонского заговора, ЦРУ и коммунистов! Главное — напугать! А когда человек напуган, то он уже не рассуждает: «А что-то программа у лидера не та. А где вообще его программа?» Человек идет за спасителем.
— Этим же можно объяснить то, почему мировые лидеры, удерживающие власть в своих руках десятилетиями, так любят проводить референдумы о доверии и почему им так важно всегда апеллировать к народной любви?
— Конечно! И референдум, а еще лучше всенародное голосование, которое не связано тесными рамками демократической процедуры, просто проявление народной любви, которая сметает все на своем пути. Это та же апелляция к иррациональному, то, на чем выезжают все диктаторы.
— Многие известные диктаторы во время свержения власти в их странах подвергались казни. Можно ли страхом быть казненным или просто убитым объяснить попытку того же Лукашенко удержаться на посту президента? Или в его конкретном случае вы могли бы назвать другие причины?
— В данном случае для Лукашенко страшно быть даже не убитым, а свергнутым. Для него это унижение, потеря власти. А если его будут судить? Конечно, боится. И от страха все и совершает. С другой стороны, он, может, убежден в собственном величии.
Хочешь, чтобы в стране были независимые СМИ? Поддержи Znak.com